Много хорошего покинуло расеюшку по вине кремлевского геостратега. Вот и Tinder. Как теперь инстинкт размножения удовлетворять?
В Тиндере гужевалась самая молодая, здоровая часть нашего, прихворнувшего, общества. Скрепоносцы, из рязанской глубинки, предпочитают знакомится с «дамами» в ВК. И похер, что у «дамы» мохнатые шары между ног, что мечта ее – рубануть пару сотен на такси. Главное – слияние родственных душ. Я знаю историю, когда один пиздастрадалец перевел деньги на карту незнакомой «девушке». Владельца карты звали Виктор С. Ждал ее сутки. Думал в пробке стоит. Не верил в обман. Так у них все, в переписке душевно, по-домашнему, складывалось.
Еще один подбитый купидон, неусыпно орошающий отечественную сексуальную ниву - Мамба. Ну, то такое. Лютая смесь из проституток за полторы в час, школоты, фантазеров и разводил. Туннель, свету, в конце которого, предпочтешь смерть.
Tinder, вся вышеперечисленная публика, обходила стороной. Не знаю почему. Вероятно, недостаточно православное название. Его населяли гики, чистые, офисные мальчики, пользующиеся услугами барбершопов, маникюрных салонов и брендовых магазинов. Одним словом – пидарасня, айфонно - соевые куколды, по версии тех, чье мировоззрение ограничилось надписью на колымаге «МОЖЕМ ПОВТОРИТЬ», да, нажиранием сливы в третьесортном египетском отеле.
Когда государство решило создать свой аналог Тиндер, я поняла – усе, приехали, весла на борт, дальше вплавь.
Эх, Паша, Пашенька, Дуров! Небогата матушка талантами, да и те, которые были - в ссылки, лагеря, в изгнания. Возьмись за дело твои золотые рученьки был бы толк, а так – очередным разом народ насмешим.
2026 год.
Зашла в квартиру, стянула опостылевшую пилотку, швырнув ее на плохо оструганные доски изделия №2, производства Усть-Илимского исправительного лагеря для политзаключенных. Жалобно звякнула пионерская звездочка. Носить ее предписывалось от самого дня космонавтики. До этого, всю весну, поголовно, ходили в гермошлемах с надписью – СССР. Великий кормчий на стене, смотрел на меня с подозрительным прищуром.
Время к восьми. На работе, третье за неделю, военно-патриотическое собрание. Начальник цеха опять целовал в живот. Только разволновал. Он один, а нас баб – триста душ, горемычных. Мужики наши на Вашингтон пошли, НАТУ воевать, так под Бахмутом, все, да и сгнили. Слава Богу, кроме Белгородщины и Брянщины, более, землицы, родимой не просрав.
Продавленный диван больно впился пружиной в задний проход. На новый, очередь только года через два подойдет, и трудодней маловато.
Не тревожа бдительности соседей, включила громче программу соловьева. Сама к старенькому компьютеру. Вспомнила далекий день, покупки его вместе с последним буржуйским смартфоном. Навернулась слеза. Держи себя в руках, девочка. Лицо Кормчего на портрете, по-прежнему недовольно.
Сайтов в рунете всего пять. Первым делом на госуслуги, проверить нет ли повестки. Нет, только вызов на «добровольный» воскресник в пользу сво по освобождению Казахстана от чего- то там. В этот раз с поводом не заморачивались. Затем, не меньше десяти минут, скролила статью симоньян - ответ аскар-заде, кто из них большая русская. Большой Брат строго следит, сколько времени граждане тратят на чтение правильных новостей.
По ходу действия всплыл банер телеграм-канала медведева – «ликвидация казахонацистов идет строго по плану». На фото лежащая окровавленная женщина, прижимающая мертвого младенца.
Теперь все, Родина убедилась в моей жесткой гражданской позиции. Можно переходить к главному. Немного стыжусь, чувствую себя потаскухой. Страна, единым порывом, вцепилась в немытое горло коллективного Запада. Меня же одолевают низменные инстинкты. Ладно, посмотрю одним глазочком.
Русский аналог, давно забытого Тиндера – Любовь Земная, создавался на базе православной церкви. Данный факт несколько убаюкивает совесть. Свое, скрепное. Сайт открывается бесконечно долго. Прослушка тормозит и без того, не самый резвый, в мире, интернет. На экран выплывает Гундяй-бот, увенчанный куполами Свято-Успенского собора:
- КАКОГО ПОЛА, РАБ БОЖИЙ, МУЖЕСКОГО АЛИ БАБСКОГО?
Ага, типа ты не знаешь, пишу:
- БАБСКОГО.
- ПО ГОДАМ ПОДХОДЯЩА, АЛИ ДЕВКА МОКРОХВОСТА ЮНАРМИЮ ПРОГУЛИВАЕШЬ? ДЛЯ ПОДТВЕРЖДЕНИЯ ВОЗРАСТА СФОТОГРАФИРУЙ ЦИЦКИ.
Удивительно, но фото груди довольно быстро загружается на сервер РПЦ. Бот продолжает опрос:
- СВЯЗАН ЛИ ТВОЕ, ДЕВИЦА, БЛУД, С ЖЕЛАНИЕМ ДЕТОРОЖДЕНИЯ ЗАЩИТНИКА ОТЕЧЕСТВА? ДА АЛИ …
Кнопка НЕТ отсутствует. Нажимаю ДА.
- ВЫПОЛНЯЕШЬ ЛИ ТРУДОВУЮ НОРМУ? ДА-НЕТ
Конечно выполняю, так -то с голоду подыхаешь, а без талонов на продукты вовсе копыта отбросишь.
- А НЕ ИМЕЛА ЛИ, РАБА БОЖЬЯ, В ПРОШЛОМ, ГРЕХА СОДОМИТСКОГО, ЗАНЕСЕННОГО ПРОКЛЯТЫМИ АНГЛО-САКСАМИ? ДА-НЕТ.
Грустно вздыхаю. Помниться, в былые времена, половина мужиков Питера женское белье носили.
Нажимаю НЕТ.
- А НЕ ПИЗДИШЬ ЛИ, МАТЬ? ДА-НЕТ.
Замираю сердцем. Все проклятая гэбня знает. Был грех, был:
2023
Прилетела в Германию на свадьбу подруги. Сейчас думаю – явь ли - запросто приехать в аэропорт, купить билет, сдать багаж, зайти в дьютик, взять ликера для успокоения воздушных ям и … куда, мать его хочешь, на серебряных крыльях? Память есть, значит – было, не вытравили, не смогли.
Отмечать начали за несколько дней. Девичники – само собой, стыдно вспоминать. С подругами да невестой гульнули – до мозолей в иных местах, нескромных. Мозоли – пол беды, печень намекнула – ты давай, прекращай.
В одно утро вышла проветриться в город. Красивый, старинный. По дороге кирха, помнящая времена, когда вокруг нее, подпрыгивая, дребезжали деревянными колесами кареты.
Зашла. Никто из служителей не впал в кому, что была не в косынке, не в юбке, что месячные. Бабушки с клюками не валились с ног от усталости. Для коммуникации с Богом, свободолюбивые католики, поставили скамейки. Присаживайся человече, будь какой ты веры, послушай проповедь. Не хочешь? Дай отдыха натруженным ногам под звуки величественного органа. Денег не спросят. Неотъемлемая часть православия – касса, отсутствует. Равно как и очередь лобзать руку дармоеду, мирской властью возведенного в разряд «батюшки». Скромный человек в черной сутане лично прощался с гостями у входа, одаривая благословением. Голову на отрез даю, в отличии от наших, лоснящихся в жирных складках, церковных стукачей, нет у него ни вибропробки в заднице, ни майбаха у входа. И никогда не родиться в его голове сатанинский призыв к пастве, идти убивать братьев, соседей, дабы нажрались кровушки провластные черти.
На следующий день поехали в бани, выпаривать из грешных тел углеводы с алкашкой, платья заготовленные, к торжеству, на боках, трещать уж стали.
Бани заморские, вот, где Содом и Гоморра в одной локации. Фрау ихние с херами, купно, без порток парятся. Я в тайге столько елок не видела, сколько херов в день тот. Хорошо, что всем на тебя побоку, а то, с нашим, неистребимым, совковым менталитетом, сраму не обобраться.
За мной, как-то сразу, увязалась странная парочка. Я все не могла угадать статус их отношений. Он -двадцати с небольшим, голубоглазый ангелок, с копной белокурых кудряшек. Не болтайся у него между ног, вполне себе земные причиндалы, ангелок мог бы сойти и за девицу. Спутница его – настоящая милфа, красивая лицом, крутобедрая, сисястая, с темными обводами вокруг сосков, статная мадам за сорок.
Куда я, туда и они. Ходят, улыбаются, подмигивают. Пару раз пытались заговорить. Мой немецкий на уровне фильма “Диверсант” – ахтунг и яволь. Явно недостаточно для плодотворного знакомства. Чувствую себя не в своей тарелке. Проклинаю собственную компанию, которая расползлась по спа-комплексу, бросили одну. Нашла пустующую парилку. Забилась мышонком. Куда там, отдышаться не дали, дверь открылась, моя парочка тут, как тут. Показывают - усе ок, мы френды, за сорок пятый зла не держим. Ангелочек, значится ко мне на полок. Милфа напротив нас, ног не сдвигая, бобра своего на обозрение выставив. Сидим, втроем, тяжело дышим. Херувимчик на соски мои коситься, они, блядские, напряглись, выдали, что я член его краешком глаза оценила. Молодой человек с готовностью инструмент в руку, поглаживает, до размера соблазнительного, подмигивает, мол как тебе, подходит? Мадама евоная тоже не отстает, «Яблочко» на мохнатой балалайке своей, пальчиком наяривает. Струны напряженные, сочные. Ох, и жарко мне, томно. Легонько касаюсь себя, ног не раздвигая. Блондинчик помогает, руку на коленку, ласково, но настойчиво, распахивает мою срамоту. Затем, два пальца сложив, в меня входит. Стыд отступает, сладко мне, уж не то, что «Яблочко», «Камаринскую» на клиторе бренчу, криком захлебываясь. Милфа подходит ко мне, толкает спиной на полок, не дав последние ноты доиграть. Ладони, крепко прижав к горячему дереву, садится, ногами раздвинутыми, прямо на лицо. Мясистые ее, половые губы, кажется ничего вкуснее, в жизни не лизала. С них течет мне прямо в рот. Чем чаще задеваю ее средоточие желаний, тем обильней поток влаги с нее и с меня. Никогда не замечала в себе лесбийских наклонностей, а тут, на тебе, не могу остановиться ласкать ее, до боли вытягивая язык, исследую горячую промежность.
Златокудрый закидывает мои ноги высоко на собственные плечи, так, что зад повисает в воздухе, шлепком влажной ладони заставляет половые губы раскрыться. Вводит член не спеша, с оттяжечкой, головой булавы вперед-назад поигрывая. Кручусь-верчусь, что есть мочи, сама на толстый ствол насаживаюсь. Хорош, достает до матки, легкое касание, которой, заставляет дрожать телом.
Сквозь скольжение члена, тройные стоны, слышу их поцелуи. Накаченное ласками тело стремится к благословенному финалу. Хочу разделить надвигающуюся радость. Губами, грубо, обхватываю наэлектризованный клитор незнакомки, сосу, терзаю языком. Кончаем вместе, одновременно со в взрывом семени в чреве моем.
2026
Не могли наши про тот случай пронюхать. Хотя … следить за рабами, куда увлекательней, чем кормить их. Дрожащей рукой нажимаю – НЕТ. «Любовь земная», безбожно зависая, начинает выдавать анкеты одиноких мужиков. Не люди, какие-то обрубки, обожженные, без рук, без ног. И те не рассмотреть. Рекламы напихали от души. Сверху собирают на дроны, снизу - новое шоу скабеевой, сбоку - лезет «Пятерочка», предлагает турецкие помидоры по талонам на эритреевские бананы. Ее перекрывает, на пол экрана чат, где некий политрук, Моня Израилевич Бацман, требует приватного шоу для своих штурмовиков, через час идущих в мясную атаку.
Внезапно гаснет свет. Сегодня раньше графика. Облегченно смотрю на темный экран. Ебись оно конем. Завтра пойду в соседней цех к Михалычу, он мне за литру бормотухи новый елдак выточит из гусеничной стали.
Этажом выше, хриплые голоса, нестройно затягивают: «… суровые годы уходят, в борьбе за свободу страны, за ними другие приходят, они будут тоже трудны…»
Я плачу.